— Твоя мудрость, Ахитофел, подобна мудрости БОжьего ангела.
А я ответил:
— Прошу вас, никогда не забывайте, что вы сказали эти слова.
К нам присоединялось все больше людей: юноши и зрелые мужи, в основном люди бедные, но полные надежд и веры в дело ГОспода.
Когда мы приближались со стороны Вифлеема к Иерусалиму, из города прибыли гонцы. Они сообщили, что Давид бежал; он уже перешел ручей Кедрон вместе со своими женами, священниками, свитой, с хелефеями, фелефеями и гефянами; с ним был и Ковчег ГОспода; десятерых своих наложниц царь оставил, чтобы они сохранили его дом и все, что в нем было.
Я спросил гонцов:
— Но ведь удержать город не трудно; неужели царь не предпринял ничего, чтобы защитить Иерусалим?
— Нет, нет, — отвечали они, — царь увидел, что на стороне Авессалома очень много народа; и он держал совет с Иоавом и с Ванеей, сыном Иодая; и охватил их великий страх, что враг может находиться не только за городскими стенами, но и внутри их.
Тогда я посоветовал Авессалому:
— Велите дуть в трубы.
Ворота Иерусалима открылись, и мы вошли под звуки рожков и бой барабанов, с цимбалами и тамбуринами, бубнами и арфами. Люди выскакивали из домов и радостно приветствовали нас как освободителей; и девушки обнимали наших молодых воинов. Когда мы пришли во дворец, я сказал Авессалому:
— Велите привести наложниц, которых оставил отец ваш царь Давид, дабы вы смогли подтвердить народу Израиля, что утвердились вместо него.
— Это обязательно? — спросил Авессалом. — Я устал от долгого перехода и от приветствий, да и задница болит от езды на муле.
— Кто берет себе женщин царя, берет и его трон, — ответил я. — Вы же знаете обычай.
Привели наложниц.
— Боже! — воскликнул Авессалом, увидев, что царь оставил своему восставшему сыну лишь тех, которые были уже в летах и не радовали глаз, а красивых да статных увез с собой. И все же Авессалом сделал то, что должен был сделать: отправился с наложницами на крышу дворца, где у всех на виду, неподалеку от того места, с которого Давид наблюдал за омовениями Вирсавии, был поставлен шатер.
И Авессалом на глазах всего Израиля вошел к женщинам своего отца. В толпе повисло молчание; когда же Авессалом вышел из шатра и показался народу, все закричали: «Слава ГОсподу!» и «Да будет сила сердца такой же, как сила чресел!»
Авессалом же пал ниц пред БОгом и благодарил его.
Неожиданно в Иерусалиме объявились Авиафар и Садок, которые бежали вместе с царем, а также Хушаия из Араха и начали славить Авессалома.
Авессалом ликовал:
— Видишь, — говорил он мне, они вернули БОжий Ковчег, который мой отец забрал из скинии ГОспода. А Ковчег — как сам БОг, и это вдохновит народ. А еще Авиафар и Садок могут предсказать, когда и в каком направлении должны мы нанести удар.
— Мое предсказание у меня в голове, — сказал я, — и до сих пор во всем, что касается вас, оно меня не подвело.
— Ты мудр, как ангел ГОсподень, — признал он.
— Кроме того, — продолжал я, — разве не напрашивается вопрос, зачем вернулись оба священника, да еще и Хушаия, если поначалу они сбежали с вашим отцом? Может, это царь подослал их, чтобы они все здесь разведали и передавали ему донесения о ваших планах и намерениях? Может, они здесь для того, чтобы давать вам неправильные советы, которые приведут вас к погибели?
— Я поговорю с Хушаией, — решил Авессалом.
И пришел Хушаия к Авессалому, и приветствовал его:
— Да здравствует царь Авессалом! Счастья тебе, мой повелитель!
— Ты был известен как друг царя, — сказал Авессалом. — Такова твоя верность другу? Почему ты не отправился вместе с ним?
Ответ Хушаии прозвучал искренне:
— Верность моя принадлежит тому, кого избирает ГОсподь, этот народ и весь Израиль, с ним я хочу остаться.
Я видел, как у Авессалома вскружилась голова.
— Кому же мне еще служить? — продолжал Хушаия. — Разве не должен я служить сыну своего друга? Как служил я отцу вашему, так хочу служить и вам.
— ГОсподь помогает тем, кто сам себе помогает, — сказал я Авессалому. — А кто сидит сложа руки, тот гибнет.
— Ты зря тревожишься, — отвечал он. — Отец мой скитается в безлюдных краях с горсткой людей, отрезан от народа, в то время как весь Израиль восклицает: «Авессалом — наш вождь! Авессалом — наш царь!»
— Волк, который воет издалека, все равно остается волком, — возразил я. — Мы уже попусту потеряли драгоценное время, пока сидели здесь, в Иерусалиме; теперь мы можем упустить нашу победу. Поэтому разрешите мне отобрать двенадцать тысяч воинов и, выступив с ними сегодня ночью, догнать Давида; я буду преследовать его, пока он не исчерпает все свои силы и не выдохнется; люди, которые с ним, разбегутся; и тогда я смогу убить царя. Убрав его с дороги, я смогу вернуть его людей, и Израиль обретет мир.
Старейшины родов, примкнувшие к Авессалому, поддержали меня; они боялись Давида и хотели как можно скорее избавиться от него. Но Авессалом уже успел ощутить, как сладка власть; он боялся остаться в Иерусалиме без достаточной защиты, если я с двенадцатью тысячами отборных воинов отправлюсь в погоню за Давидом.
Не зная, какое принять решение он предложил:
— Позовите сюда арахитянина Хушаию, послушаем, что скажет он.
Пришел Хушаия. Авессалом рассказал ему мой замысел, а потом спросил:
— Должны ли мы последовать совету Ахитофела? Если нет, то говори ты.