— Пока что я все еще в немилости у отца, — пожаловался Авессалом, — и Иоав избегает меня, хотя я уже дважды посылал за ним.
— Разве поля твои в Ваал-Гацоре не граничат с полями Иоава? — спросил я. — Сейчас как раз жнут ячмень. Прикажи своим слугам выжечь одно из полей Иоава.
Иоав тут же примчался в дом Авессалома и потребовал ответа:
— Почему твои слуги подожгли мое поле?
Авессалом сказал:
— Я заплачу тебе за твой ячмень. Но почему ты не приходишь, когда я зову тебя? Прошу тебя, пойди к царю и поговори с ним от моего имени. Зачем я приехал из Гессура? Неужели сердце царя ожесточилось против сына его Авессалома? Я хочу увидеть лицо царя; если же на мне вина, то убей меня.
Иоав отправился к царю и говорил с ним; видно, слова его были весьма убедительны, так как Давид вскоре позвал Авессалома к себе.
Авессалом предстал пред отцом и бросился лицом на землю; Давид был так растроган, что не мог говорить. Он поднял Авессалома, поцеловал его и повторял со слезами: «О, сын мой Авессалом, сын мой, сын мой…»
Я навестил Авессалома и сказал ему, что положение в стране резко обострилось; самое время, сказал я, снискать себе добрую славу, ведь в Израиле есть такие, кто считает вас легкомысленным и сумасбродным.
— Народ должен видеть в вас предводителя, — внушал я ему, — сердце которого жаждет справедливости, полно сочувствия к простому человеку, и который в то же время обладает рассудительностью и зрелым умом вождя. Учитесь пожимать руки и целовать покрытые язвами щеки, откройте ваши уши даже для самых незначительных жалоб, не скупитесь на обещания, чтобы все были удовлетворены. Говорите языком простых людей, но ублажайте тех, кто богат и знатен. Всегда улыбайтесь и не упускайте случая заверить: кто последует за вами, будет процветать.
Авессалом не был мастером в этом деле, но он старался. Он вставал рано утром и выходил на дорогу у городских ворот. И если кто-то с кем-то ссорился, да так, что шел на суд к царю, Авессалом подзывал его и спрашивал: «Из какого ты города?» А когда тот отвечал: «Раб ваш из такого-то рода Израилева, прибыл по такому-то и такому делу», — Авессалом сочувственно кивал или обращал свой взгляд вверх, к ГОсподу, и говорил: «Дело твое доброе и справедливое, но у царя тебя никто не выслушает». И дальше он говорил: «О, если бы я был судьею в этой стране! Ко мне приходил бы всякий, у кого есть жалоба или претензии, я бы помог ему по справедливости!» А когда кто-то приходил к нему, чтобы пасть пред ним ниц, Авессалом протягивал руки, подхватывал его и целовал. Правда, после этого он исчезал в маленькой комнатке над воротами, полоскал там рот и горло водой с благовониями и плевался.
Через некоторое время мне сообщили, что от Дана до Вирсавии пошли разговоры о том, какой праведный человек Авессалом и что корона Израили вполне подошла бы его голове с буйными кудрями. Однако среди тех, кого целовал Авессалом у городских ворот, были и люди Ванеи, сына Иодая, и узнал я, что готовился Ванея говорить об этом с царем, а кроме того, донести царю, что Авессалом купил себе колесницу и коней, завел пятьдесят скороходов.
Взвесив все за и против, я решил действовать.
Было условлено, что я вернусь в Гило и буду ждать там, пока Авессалом получит от царя разрешение отправиться в Хеврон, где некогда сам Давид начал борьбу за власть над всем Израилем. Авессалом должен был объяснить отцу, что, когда он был в изгнании в Сирии, в Гессуре, он дал обет: «Если ГОсподь возвратит меня в Иерусалим, то вознесу я ему молитву в хевронском святилище и принесу ему жертву на алтаре, который воздвиг там в свое время наш праотец Авраам».
Давид поверил словам Авессалома и сказал ему: «Иди с миром».
Авессалом взял с собой в дорогу двести вооруженных всадников. Им поначалу ничего не сказали о причинах и цели поездки, чтобы никто не выдал их людям Ванеи, сына Иодая; когда же они пересекли границу Иудеи, им все объяснили, и все они остались с Авессаломом, что свидетельствовало о том, как ненадежны были царские войска, за исключением хелефеев и фелефеев, а также гефян, которые тоже были наемниками.
В Хевроне Авессалом совершил жертвоприношение, а потом послал за мной и отправил он во все рода Израилевы вестников с сообщением: «Если услышите вы звуки трубы, то провозглашайте: Авессалом воцарился в Хевроне».
Прибыв в Хеврон, я обнаружил, что в городе царит хаос: люди в деревнях прослышали, что Авессалом собирает народ, и толпы их устремились к Хеврону; они располагались за стенами города или пробирались в город; Авессалом же продолжал приносить в жертву скот на знаменитом алтаре и молиться ГОсподу.
— Так вы проиграете сражение еще до того, как начнете его, — упрекнул я его. — Будьте уверены, Ванея давно уже поговорил с вашим отцом; а вы не задавались вопросом: сколько среди тех, что слоняются у городских ворот, людей, посланных Ванеей и работающих на него?
— Что же нам делать? — спросил он, откидывая назад свои волосы, которые уже нуждались в стрижке.
— Выступать…
— Выступать?.. — переспросил он, как будто впервые услышал это слово.
— Завтра, как только забрезжит рассвет.
Мы вышли из Хеврона — полторы тысячи пеших воинов и небольшое количество всадников, а еще около дюжины боевых колесниц; но, как разносится пожар по лесу, так и наше число росло с каждой верстой пути. Когда мы добрались до Вефцура, нас уже было шесть тысяч и десять тысяч — в Вифлееме, родном городе царя Давида, где мы остановились, чтобы накормить и напоить животных и распределить наших людей на сотни и тысячи, назначить военачальников; Авессалом обнял меня и сказал: