Хроники царя Давида - Страница 55


К оглавлению

55

Соломон посмотрел по сторонам, словно ожидая чего-то, и я поспешил заверить, что его замыслы в высшей степени величественны и что Храм несомненно станет одним из чудес света.

— Эфан, — сказал он, — ты для меня прозрачен, как Есевонские ручьи, что у ворот Батраббима, сквозь воды которых видны черви, извивающиеся в глубине, на дне. На самом же деле ты думаешь: пусть царь Соломон строит Храм во славу не себе, а БОгу, но люди, что будут приходить отовсюду, скажут: поглядите на роскошь Храма Соломонова! Знай же, что роскошные царские одежды значат для маленького человека больше, чем штаны, которыми он прикрывает свою наготу, а сверкающий золотом Храм для него важнее, чем медная монета в собственной руке, — таковым ГОсподь сотворил человека.

Он перестал гладить херувима и сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладонь. Я сказал, что его понимание человеческой натуры непревзойденно, и наивен тот, кто полагает, что может скрыть от мудрейшего из царей свои мысли.

— Далее, ты думаешь, — продолжал Соломон, — почему это царь вмешивается во все дела, ведь только глупец сует свой нос в каждый горшок? Но я тебе скажу: вождь, который желает сохранить голову на плечах, должен не только заниматься войной и миром, не только следовать слову ГОспода, но и заботиться о том, каким цветком какую стену украсить, какими словами запечатлеть то или иное событие. Ибо власть неделима: если выпадет хоть один камень, может рухнуть все строение.

Он поднялся с трона и огляделся, будто кого-то искал; затем взгляд его снова остановился на мне. Я поспешно заверил, что строение, которое поддерживается ГОсподом, устоит и при землетрясении.

— А как чувствует себя твоя наложница Лилит? — вдруг спросил Соломон. — Видно, я все-таки возьму себе в жены дочь фараона, и построю ей дом, и должен буду дать ей прислугу, ибо не гоже поселить ее Вместе с другими царскими женами.

Я сказал, что весь Израиль будет вне себя от радости в связи со свадьбой и союзом с Египтом, однако от Дана до Вирсавии наверняка богатый выбор служанок, причем более привлекательных и более подходящих для услужения дочери фараона, чем моя наложница Лилит.

Царь ткнул меня в грудь вытянутым пальцем.

— Но я желаю оказать тебе честь, Эфан. Дееписатель Иосафат, и пророк Нафан, и Ванея, сын Иодая, в один голос хвалят твое усердие; и посему…

У дверей возник шум, послышался голос Ванеи и бряцание оружия. Царь торопливо обернулся и поспешил навстречу Ванее.

— Свершилось? — спросил он.

— Свершилось, — ответил Ванея.

— Ты поразил его?

— Поразил.

— И он мертв?

— Мертв.

— Да благословен ГОсподь!

— Аминь! — отозвался Ванея.

Мое сердце наполнилось страхом: я догадался, чье имя было вычеркнуто из списка, переданного царем Давидом на смертном одре своему сыну; мудрейший же из царей Соломон, когда возвратился к своему трону и уселся на него, казалось, испытывал огромнейшее облегчение.

— А теперь, — объявил он, — коль вся комиссия по составлению Единственно Истинных и Авторитетных, Исторически Точных и Официально Признанных Хроник об Удивительном Возвышении и так далее, включая Эфана, нашего редактора, собралась, давайте начнем заседание.

Вслед за этим Иосафат, сын Ахилуда, велел мне вкратце пересказать царю прекрасную историю нежной любви отца его Давида и госпожи Вирсавии в том виде, как я ее узнал. Я сделал это, опустив в своем рассказе некоторые детали, касающиеся слабостей, свойственных всем людям, и закончил свое повествование словами: «И утешил Давид жену свою Вирсавию, и вошел к ней, и лежал рядом с ней, и родила она сына, которого нарекли Соломоном». А затем добавил: «И возлюбил ГОсподь Соломона».

Царь улыбнулся.

И тут мне пришла в голову мысль: как бы повел себя я, что бы я делал, если бы мне рассказали, что мой отец приказал убить мужа моей матери, и сам я — плод греха, более тяжкого, чем разрушение семьи.

Царь продолжал сидеть в той же позе и улыбаться.

Наконец вперед выступил Иосафат:

— Повелителю моему известна позиция членов комиссии по отношению к вопросу об отражении в исторических трудах неудобоваримых фактов: мы считаем, что сообщать о них следует, но весьма сдержанно, представляя их угодными ГОсподу, от которого проистекает вся мудрость. Однако в данном случае все мы, кроме Ванеи, сына Иодая, полагаем: как эту историю ни представь, она бросает тень на избранника ГОспода и царицу-мать и выглядит весьма двусмысленно. Это оставляет нам очень небольшой выбор в отображении столь важного события, как рождение мудрейшего из царей Соломона и законность наследования им престола — либо мы вообще не будем затрагивать этот вопрос (но зачем тогда нужны Хроники царя Давида!), либо придумаем новую, подкорректированную версию истории о согревающей сердце, нежной любви, в которой укажем, что Урия умер от несварения желудка или от заражения крови, а Давид увидел Вирсавию с крыши своего дома уже после того, как она овдовела. Но, к сожалению, события эти происходили не в седой древности, а в весьма недалеком прошлом, во времена, которые хорошо помнят тысячи живых свидетелей, так что оба варианта — и замалчивание, и приукрашивание — могут вызвать отрицательную реакцию в Израиле. Посему просим мы мудрейшего из царей принять столь же достойное решение, как в свое время по делу двух блудниц, судившихся из-за ребенка.

Царь обратился к Ванее:

— Значит у тебя иное мнение?

— Господа переоценивают значимость слова. — Ванея насмешливо кашлянул. — Если царь Соломон возжелает быть сыном, скажем, непорочной девы и голубя, спустившегося с небес, я отправлю по городам и весям шесть сотен своих хелефеев и фелефеев, и завтра весь Иерусалим будет клятвенно заверять, что так оно и есть.

55