Хроники царя Давида - Страница 35


К оглавлению

35

Я, Эфан, сын Гошайи, выбрал из архивов Сераии документы, наиболее важные для истории, а также для понимания того, каким человеком был Давид. Там, где табличка или черепок повреждены и текст, несмотря на все старания, не удалось восстановить или дополнить, я оставил его так как есть. Все примечания и пояснения сделаны мною.

Обнаруженные документы охватывают период начиная с похода Давида на Хеврон, где ему суждено было быть помазанным в цари Иудеи, до его сговора с Авениром, сыном Нира, и другими о свержении Иевосфея, единственного оставшегося в живых сына Саула, бывшего царем Израиля в Маханаиме. Более поздние события, несомненно, отображались Сераией с неменьшей старательностью, собиралась и вся переписка, однако либо сосуды с этими письменами хранятся где-то в ином месте и ждут своего часа, либо, не дай БОг, бесследно исчезли.

...
ДАВИД ГОВОРИТ СЕРАИЕ

Давид, сын Иессея, сказал мне:

— Сераия, посмотри на этих людей, что появились в Секелаге без всяких видимых причин; они оглядываются по сторонам и вынюхивают, не затачиваются ли копья, не куются ли мечи. Без сомнения, это лазутчики гефского царя Анхуса, моего сюзерена, или кого-то из других филистимских князей, которые мне не доверяют. И не без оснований, ибо ситуация среди детей Израиля запутанна и чревата всякими неожиданностями. С одной стороны, есть Авенир, сын Нира, с остатками войска, которые бежали от Гелувейской горы; Авенир собрал рассеявшихся солдат неподалеку от Маханаима, восточнее реки Иордан, в долине Газовой и сделал там царем Иевосфея, единственного оставшегося в живых сына Саула. А с другой стороны, в Секелаге стою я, Давид, сын Иессея, с почти тысячей воинов. Между мной и Авениром, во всех горах западнее Иордана до самого Дана, не найдешь ни власти, ни силы; кто первым продвинется в эту область, тот завоюет целое царство.

— Так угодно БОгу, — отвечал я, — и потому нас ждет удача.

На это отвечал Давид:

— Прикажи выбрать лучшего барашка и позови первосвященника Авиафара; скажи, чтобы вымыл он свои грязные руки, ибо желаю я вознести жертву ГОсподу.

Я сделал так, как мне было велено, и возвратился к Давиду, который к тому времени помылся, натер свое тело благовонными маслами и облачился в чистые одежды. Затем он последовал за Авиафаром к жертвеннику, где первосвященник перерезал барашку горло. Когда же жертвенный фимиам воспарился к Яхве, обратился Давид к БОгу и сказал: «О, ГОсподи, ты…»

(На этом месте текст обрывается. И нам не удалось узнать от Сераии, о чем Давид беседовал с БОгом. Вскоре Давид отправился в Хеврон, где старейшины родов Иудейских помазали его на царство.

Почему же филистимские князья-победители не воспрепятствовали Давиду утверждать свое господство в Хевроне? Ответ на этот вопрос, видимо, в том, что отделение Иудеи от Израиля было им на руку. Ну, а когда вскоре Иудея и Израиль начали войну между собой, филистимляне могли спокойно наблюдать за этим со стороны.

Показательным с точки зрения жестокости, с которой Давид вел эту войну, был его спор с Иоавом, записанный Сераией. Спор этот произошел вскоре после известной резни у Гаваонского озера, где воины Иевосфея под предводительством Авенира, сына Нира, встретились с войском Давида, во главе которого стоял Иоав; с каждой стороны было выставлено по двенадцати передовых бойцов, они схватили друг друга за волосы и вонзили друг другу в тело мечи; после чего в тот же день началось беспощадное сражение, и были люди Иевосфея разбиты людьми Давида и бежали; при этом Авенир ударил своего преследователя Асаила, брата Иоава, обратным концом копья под пятое ребро так, что прошло оно насквозь и умер Асаил на месте; Иоав же в конце концов велел дуть в трубы и прекратить преследование, ибо Авенир запросил у него пощады.)

...
О ЕДИНСТВЕ И РАЗДОРЕ

— …Ты заключил перемирие с Авениром. По какому праву? Кто дал тебе такие полномочия? Может, ангел ГОсподень тебе это присоветовал? Авенир уже был у тебя в руках; нужно было лишь сомкнуть вокруг него кольцо, и это был бы конец и ему, и Иесофею, сыну Саула; ты же предпочел затрубить в свою проклятую трубу.

— Да позволит мне молвить мой владыка и брат матери моей Саруи. Когда увидел я их стоящими на холме Ама, услышал я голос: «Остановись, Иоав, вы же одной плоти и одной крови; разве эти люди — не такие же дети Израиля, как ты и твои воины?»

— Это было до того, как Авенир воззвал к тебе, или после?

— До того, мой повелитель, до того.

— Тогда это, без сомнения был голос Велиара, который ты не узнал, ибо мозгов у тебя не больше, чем у курицы.

— Но разве дети Израиля не одного семени? Разве единство не лучше, чем раздор? Разве дерево не крепче, чем его ветви?

— Ты мыслишь по старинке, Иоав. Прежде чем достичь единства, надобно пройти раздор; прежде чем вырастет новое дерево, должно быть срублено старое и корни его выкорчеваны. Разве не сам пророк Самуил помазал меня? Разве не Яхве избрал меня на царствование над Израилем, надо всем Израилем?

— Владыка мой царь прав. И я отомщу за кровь брата моего, Асаила, которого Авенир убил обратной стороной своего копья.

— Опять ты все строишь на чувствах, Иоав. Поэтому и не видишь, что наше время — это время больших перемен, когда все становится с ног на голову; возникают огромные царства, так что люди не будут более жить так, как им заблагорассудится, и идти туда, куда влечет их настроение, а будут работать, подчиняясь твердой власти и новому закону. И ты, Иоав, либо поймешь это и будешь думать так же и вести себя соответственно, либо будешь выброшен на свалку истории.

35