Давид тепло прощается с Авениром у ворот Хеврона обнимает целует из чего следует что все удовлетворены переговорами
Иоав возвращается с богатой добычей узнает о визите Авенира и приходит в большое волнение
Иоав Давиду: Что ты сделал? Я слышал, Авенир был у тебя; зачем ты дал ему уйти? Ты знаешь Авенира: он пришел ввести тебя в заблуждение, разведать все твои ходы и выходы, разузнать об всем, что ты делаешь.
невероятно чтобы Давид поверил этому но возможно он изменил свое мнение после отъезда Авенира решив что трон Израиля легче заполучить устранив Авенира
Иоав принимает меры
вопрос: с ведома Давида или без?
Давид говорит по этому поводу: Я и царство мое невиновны пред ГОсподом за кровь Авенира, сыпи Нира! Да прольется его кровь на голову Иоава!
в соответствии с буквой закона Давид невиновен вина за злодеяние лежит исключительно на Иоаве
Иоав посылает вслед Авениру гонцов которые настигают его у источника Сира и требуют возвратиться в Хеврон
Иоав встречает Авенира у хевронских ворот отводит в сторону будто бы для тайного разговора и вонзает ему кинжал под пятое ребро любимая цель самого Авенира но на этот раз Иоав оказывается проворнее
Давид как всегда организует торжественное погребение Авенира официальный траур все израильские вельможи и даже Иоав рвут на себе одежды и облачаются в мешки
Давид шествует за погребальными носилками к самому почтенному кладбищу Хеврона откуда открывается прекрасный вид на кипарисовую рощу
он возвышает голос и плачет над гробом Авенира плачет и весь народ
ЖАЛОБНАЯ ПЕСНЬ ДАВИДА, СЛОЖЕННАЯ ПО СЛУЧАЮ
БЕЗВРЕМЕННОЙ КОНЧИНЫ АВЕНИРА, СЫНА НИРА
Умер ли Авенир как тот, что умирает безрассудно?
Руки твои не были связаны, ноги твои не были закованы в оковы;
Как человек, павший от руки убийцы, так погиб ты.
В конце нашей третьей беседы принцесса Мелхола была уже весьма раздражена.
— Ты замечаешь, — спросила она меня, указывая на главного царского евнуха, — до чего он похож на одного из своих птицеголовых богов?
Я тактично промолчал.
— И ты, Эфан, злишь меня своим вечным записыванием! Все, что желает узнать мудрейший из царей Соломон, я могу сказать ему прямо в лицо.
Я отложил в сторону свою вощеную табличку, а Аменхотеп поклонился и сказал:
— Если вы желаете, госпожа, чтобы мы удалились…
— Останьтесь, — резко промолвила Мелхола, — я хочу рассказать все до конца.
Она поднялась, изможденная, худая, в черных одеждах.
— Голову его я не смогу забыть никогда. Только голову; а как он выглядел, как складывал руки, двигался, говорил, я теперь едва ли вспомню. В тот день Давид послал слугу на женскую половину хевронского дворца, чтобы передать мне: «Царь желает, чтобы ты появилась пред ним». Я была удивлена, но последовала за слугой. Давид восседал в тронном зале меж херувимов, рядом с ним стояли Иоав и другие могущественные вельможи. Я склонилась перед Давидом и сказала: «Раба твоя пришла по зову твоему, мой повелитель». Он поднял руку и указал на маленький столик, где лежало что-то, покрытое темным полотном: «Смотри, это брат твой Иевосфей». Один из слуг откинул ткань, и я увидела голову: волосы завязаны петлей, словно схвачены чьей-то безжалостной рукой глаза — два серых куска гальки, на бороде и горле запекшаяся кровь.
Принцесса отпила глоток облагороженной благовониями воды. Затем присущей ей гордой походкой она подошла к Аменхотепу, легонько стукнула веером по его руке и сказала:
— Если это уж слишком для твоих нежных египетских нервов, ты можешь удалиться.
— Госпожа, — отвечал он, — будь у нас слишком нежные нервы, мы не смогли бы заставить ваших предков доставлять тяжелые глыбы для наших пирамид.
— Но мы пережили это, — отозвалась принцесса. — Мы крепкая порода. — Она замолчала и посмотрела на меня, наморщив лоб. — На чем мы остановились? Ах, да… Супруг мой царь Давид повернулся затем к двум мужчинам, стоявшим рядом, и приказал: «Ну, Баана и Рехав, сыновья Риммона, будьте любезны повторить свой рассказ перед женой моей Мелхолой, дочерью Саула и сестрой Иевосфея». Баана и Рехав побледнели, лица их утратили самоуверенность; они заговорили: «С вашего позволения, госпожа, пришли мы в дом Иевосфея в самый разгар дневной жары и вошли внутрь без церемоний, ибо давал нам Иевосфей различные поручения в отношении Авенира, сына Нира, и слуги Иевосфея знали, что он ждет нас. Мы прошли в спальню Иевосфея, который лежал на постели и храпел в послеобеденном сне, а мухи жужжали у его лица. И тогда мы закололи его насмерть и отсекли ему голову, а потом шли дорогою в чистом поле всю ночь напролет. Мы принесли голову Иевосфея в Хеврон к вашему супругу царю Давиду и сказали царю: „Вот она, вот голова Иевосфея, сына врага вашего, покушавшегося на вашу жизнь; сегодня ГОсподь отомстил за нашего повелителя Саулу и потомству его“».
Принцесса села на подушки, положив руки на колени. Я смотрел на горькие складки вокруг ее рта, на морщины на ее лице и думал о Давиде, о его приводящей в ужас любви к подобным представлениям.
— Давид поднялся между херувимами, — продолжала принцесса, — и сказал: «Слушайте меня, сыновья Риммона, и ты, Мелхола, дочь Саула». И заговорил он о молодом амаликитянине, который принес ему в Секелаг корону Саула и браслет с его руки, рассчитывая получить награду, однако Давид приказал убить его. Затем, возвысив голос, он обратился к Баане и Рехаву, ко мне и ко всем присутствующим: «Как свят ГОсподь, избавивший душу мою от всякой скорби, так не получить мне прощения, коль безбожники будут убивать достойного человека в его доме на постели его! Так не должен ли я смыть кровь с ваших рук, лишив вас жизни?» Баана и Рехав завопили, моля о пощаде, но Давид приказал своим стражникам, и те убили братьев, отрубили им руки и ноги и повесили их тела у Хевронского озера.